– Джек, мы живем, как скоты, в дикой глуши – что я сделаю с историей, которой лет почти как мне? И, Бога ради, что мне ещё делать, если у меня нет иголок и ниток?
– Ну вот, опять заладила. Где, по-твоему, скот в дикой глуши может раздобыть иголки и нитки?
– Попроси рудокопов купить в городе. Они возят Турку овёс – почему не нитку с иголкой?
– Тогда они догадаются, что у меня здесь женщина.
– У тебя не будет здесь женщины, если не расскажешь мне историю или не добудешь нитку с иголкой.
– Ладно. Та часть истории, которая наверняка тебя чересчур взволнует, состоит в том, что хотя сэр Уинстон Черчилль не бог весть что за птица, его сын Джон на какое-то время достиг высокого положения. Теперь это в прошлом. Вряд ли он когда-нибудь снова отличится, разве что при дворе.
– Ты же говорил, что его отец был немногим лучше бродяги.
– Да. И Джон никогда не достиг бы таких высот, не будь он умён, красив, отважен и хорош в койке.
– Когда же ты меня с ним познакомишь?
– Знаю, именно к этому ты меня всё время подталкиваешь.
– И какого же «высокого положения» он достиг?
– Постели любимой фаворитки короля Карла II Английского.
Короткая пауза, затем вулканический хохот Элизы.
– Хочешь сказать, что ты, Джек Куцый Хер, лично знаком с хахалем королевской фаворитки?
– Успокойся, не то порвёшь себе что-нибудь, а тут врачей нет. Если бы ты видела что-нибудь, кроме азиатских гаремов, ты бы не удивилась. Другая любимая фаворитка короля была Нелл Гвин – актриса.
– Я с самого начала почувствовала, что ты не из простых. Но расскажи – раз уж начал, – как Джон Черчилль попал из отцовского полка в королевскую койку?
– О, учти, Джон никогда не был приписан к отцовскому полку – просто посещал его вместе с папашей. Семья жила в Лондоне. Джон учился в какой-то расфуфыренной школе. Сэр Уинстон прибег к старым связям – вероятно, стал ныть о своей верности королю в Междуцарствие, – и Джона назначили пажом Джеймса, герцога Йоркского, королевского братца-паписта, который, когда я о нём последний раз слышал, пытал в Эдинбурге шотландцев. Однако в то время, около 1670-го, герцог Йоркский жил в Лондоне, и Джон Черчилль, в качестве его пажа, тоже. Шли годы. Мы с Джеком отъелись на солдатских объедках и стали что два бычка для ярмарки.
– Это точно!
– Не притворяйся, будто восхищаешься мной, – ты знаешь мои тайны. Мы продолжали служить в полку. Джон Черчилль на несколько лет отправился в Танжер сражаться с берберийскими пиратами.
– Чего ж он меня не освободил?
– Может, ещё освободит. Сейчас я подхожу к осаде Маастрихта – это город в Голландии.
– Далековато от Танжера.
– Слушай внимательно. Он вернулся из Танжера, покрытый славой. Тем временем Карл II заключил пакт – вообрази! – с королём Луем Французским, архипапистом, таким богатым, что он подкупил не только английскую оппозицию, но и другую партию – просто для смеха. Итак, Англия и Франция вместе напали на Голландию. Король Луй в сопровождении передвижного города придворных, любовниц, генералов, епископов, официальных историографов, поэтов, портретистов, поваров, музыкантов и свиты всех этих ребят, а также свиты свитских, прибыл под Маастрихт и задал осаду, как обычные короли задают пир. Лагерь у него был не такой роскошный, как у великого визиря под Веной, но народец собрался познатнее. Все европейские модники поспешили туда. А Джон Черчилль был модник хоть куда. Он отправился под Маастрихт. Я и Боб – с ним.
– Что-то я перестала понимать. Кто пригласил двух шалопаев?
– Во-первых: мы в последнее время не шалили. Во-вторых: самым разблагородным господам надо, чтобы кто-то выносил ночные горшки и (в бою) закрывал их от пуль.
– В-третьих?
– Her никакого в-третьих.
– Врёшь. Ты приоткрыл рот и поднял палец, а потом передумал.
– Ладно. В-третьих, Джон Черчилль – придворный, временами альфонс, модный хлыщ – лучший командир, какого я видел.
– Ясно.
– Хотя Ян Собеский тоже неплох. Впрочем… мне больно это признавать.
– Очевидно.
– Но это правда. И как отличному командиру ему хватило ума собрать вокруг несколько человек, которые и впрямь на что-то способны. Тебе, наверное, трудно поверить, но попомни мои слова – когда серьёзным толковым людям надо что-то сделать в реальном мире, всякие соображения этикета и традиций летят в помойку.
– Так он считал, что вы с Бобом на что-то годитесь в реальном мире?
– Доставлять приказы на поле боя.
– Он был прав?
– Наполовину.
– Один из вас оказался хорошим вестовым, а другой…
– Я не оказался плохим вестовым, я просто нашёл более разумный способ проводить время.
– Джон Черчилль дал тебе приказ, а ты отказался?
– Нет, нет, нет! Всё было не так. Ты следила за осадой Вены?
– Ещё бы! Ведь от исхода осады зависела моя девственность.
– Расскажи мне, что делал великий визирь.
– Рыл перед стенами одну траншею за другой, каждая следующая на несколько ярдов дальше предыдущей. Из самой дальней провёл подкоп под такую крепость, вроде наконечника стрелы…
– Называется равелин. Во всех современных крепостях такие есть, в том числе в Маастрихте.
– Не важно. Продвигался. И так далее.
– Все осады проводятся так. Включая маастрихтскую.
– Итак?
– К тому времени, как прибыла модная публика, всё рытье закончили. Траншеи и сапы выкопали. Пришло время штурмовать некое укрепление, которое сапёр правильно назвал бы люнетом, но очень похожее на равелин, который ты видела в Вене.
– Отдельная крепость.
– Да. Король Луй хотел, чтобы английские воины-джентльмены к концу были либо его должниками, либо покойниками, поэтому уступил им честь штурмовать люнет. Джон Черчилль и герцог Монмутский – ублюдок короля Карла – повели атаку и одержали победу. Черчилль самолично водрузил французский (как ни противно говорить) флаг на парапете захваченного укрепления.